На рыбалке всякое бывает…

На рыбалке всякое бывает… Юрий Теплов. Росссийская Охотничья Газета №46 ( 12 ноября 2003 г. ) КОЛОКОЛЬЧИКИ МОИ… Мой приятель-поэт спросил меня: — Ты когда-нибудь с капитаном спал? Я взглянул на него подозрительно и вопросительно. — В выходные привезем тебе капитана, — как ни в чем ни бывало сообщил он. — Поставим на берегу две палатки: одну нам с Людкой, другую вам с капитаном. Выпьем у костра под уху — и по палаткам. А перед отъездом попаримся в твоей бане. — Нет! — категорически возразил я. — Посторонних капитанов не надо! — Так ведь капитан-женщина. Людкина соседка. В милиции служит. — Тогда другое дело… Изба, где я проводил отпуск, стояла чуть ли не на берегу. Но рыбачить я уплывал на остров, где было пустынно и тихо. Туда и вознамерился увезти гостей. Они появились, как приятель и обещал, вовремя. Капитанша оказалась спортивной дамой лет тридцати, зеленоглазой, с короткой стрижкой и в джинсах в обтяжку. За словом в карман не лезла. Поздним вечером, когда все разомлели от выпивки и наваристой ухи из только что пойманной рыбы, она выдала пару крутых и веселых милицейских баек, заставив моего приятеля заткнуться со своими стихами. В общем, капитанша была что надо! Вечер выведался теплый, звездный и уютный. Сбоку костра стояли в боевой готовности две палатки. Метрах в десяти поблескивала под луной река. Напротив палаток я забросил три закидушки со звонкими колокольчиками. На крючки насадил катыши из смеси плавленого сыра с геркулесом. Язь такую насадку очень даже обожает. Но пока он игнорировал лакомство, и колокольчики молчали. — Вы как хотите, — сказал мой приятель, — а мы в палатку. — Мы тоже! — поспешно поддержал его я. Капитанша первой нырнула во внутрь. Я выждал некоторое время, чтобы дать ей возможность без помех заняться собой. Затем и сам вполз. Не задраивая полы палатки, пристроился рядом. Она сразу же обхватила меня и прижала к себе. И тут… Я отчетливо услышал, как залился на одной из закидушек колокольчик. Неведомая сила подхватила меня и выкинула из палатки. В несколько скачков я оказался возле закидушки. Подсек, почувствовал упругое сопротивление и лихорадочно стал подкручивать катушку. Искать в темноте подсачек не стал. Берег был отлогим и я без труда вытянул на песок красавца-язя. Снова зарядил закидушку, забросил. Взял свой трофей за жабры и с гордостью понес его к палатке показать капитанше. Но она даже не взглянула на язя. Лежала молчаливая и неживая, будто айсберг, однако постепенно оттаяла. И туг меня словно парализовало. Колокольчик затрезвонил сильнее прежнего. После секундного замешательства нервы мои не выдержали и я стремглав помчался к воде. На этот раз язь попался намного крупнее первого. Я опустил его в садок и, не забрасывая снасть, виновато потопал к палатке. Увы!… Она была задраена наглухо. А у входа валялась моя амуниция. Я потянул было за молнию, чтобы открыть палатку. Но услышал злое шипение капитанши: — Пош-шел вон! Р-рыбак! «Р-рыбак» прозвучало у нее, как ругательство. Прихватив свои шмотки, я отправился в указанном ею направлении и до рассвета просидел у закидушек. Но рыба, будто в знак солидарности с капитаншей, бастовала… НУ И ВИТАМИНКИ! Это было на БАМе. Поехали мы теплой компанией на зимнюю рыбалку на реку Туюн. А лед был толщиной под два метра. Чтобы добраться до воды, сперва поработали пешнями, затем бензопилой, а уж потом коловоротом. Еле успели коловорот вытащить, как в воздух рванул серебряный фонтан. На лед шлепались вполне товарные ленки и хариусы. Видно, ближние перекаты на Туюне перемерзли намертво, и рыба спасалась от удушья в омуте, к которому мы и заявились. Фонтан иссяк, но на поверхности проруби то и дело появлялись, слабо пошевеливая плавниками, очень даже приличные экземпляры. Им, понятно, было не до клева, лишь бы кислороду глотнуть. Нам же хватило и той рыбы, что выкинуло на лед. Большинство из нашего экипажа, прихватив «улов», отправились в зимовье варить уху. А мы с бригадным врачом Володей Богдановым остались у проруби, чтобы, хоть символически, окунуть в реку удочки. Как и следовало ожидать, не клевало. Богданов достал из-за пазухи фляжку с медицинским спиртом и два пластмассовых стаканчика. Выпили и, не переводя дыхания, запили туюнской водой. И еще по одной пропустили. Богданов расслабился и сказал: — Ты, это, не ешь больше витаминки за завтраком. Чашки с разноцветными сладкими горошинами стояли в нашей столовой на каждом столе, и мы лопали их горстями. — Почему не есть? — спросил я. — Это не витамины, а пилюли. Чтобы к бабам не тянуло. В тайге-то их нет! Я в недоумении уставился на врача, переваривая его совет. То-то мы удивлялись, что женщины нам даже на снятся! — Только ты никому не говори об этом, — спохватился Богданов. В зимовье во избежание эксцессов я удержал язык за зубами. А по возвращении в городок, движимый состраданием к коллегам, выложил секрет всему палаточному воинству. Возмущенные таким вероломством, мужики двинулись в санитарную палатку. Богданов, завидя нас, вышмыгнул на улицу с другой стороны. А мы разыскали огромные банки с «витаминками» и отволокли их в тракторную колею… Летом мы с Богдановым снова оказались на рыбалке. Понятное дело, опять расслабились. Он упрекнул меня: — Ты зачем рассказал всем про пилюли? — А вдруг они и в отпуске будут действовать? — Думаешь, тот разбой вам помог? Я насторожился. — Пилюли стали растворять в кофейном титане. А вы по три кружки кофе выпивали!… С тех пор кофе я готовлю сам. «ФЕДЯ ИДЕТ!» Мы с приятелем сидели у лунок на Можайском водохранилище, когда со стороны плотины раздался отдаленный крик и, подхваченный рыболовами, стал быстро приближаться. Вскоре можно было различить: — Федя иде-е-от! Мои приятель привстал над лункой, сделал ладони рупором и отправил клик дальше: -Федя иде-от! Когда эхо унесло голоса к горизонту, я спросил напарника: — Что за Федя? И услышал такую историю. Примерно четверть века назад сидели вот так же на льду рыбаки. Водка у всех уже была выпита, а хотелось. Однако до ближайшего магазина — четыре километра по заснеженному полю, так что переться в зимней амуниции никому не хотелось. Но нашелся доброволец — мужичок в телогрейке, рыбачивший неподалеку. — Меня Федей кличут, — сказал он. — Поглядите за моими снастями, я в момент обернусь. Прослышав про гонца, к мужичку-телогреечнику потянулся народ с ближних и дальних лунок. Желающих подогреться набралось человек двадцать. Один из рыбаков даже опростал свой рюкзак и презентовал его гонцу, чтобы легче было ценный груз нести. И Федя отправился выполнять боевое задание. Через час рыбаки стали нетерпеливо поглядывать в сторону прятавшейся за косогором деревни. Но на льду было пусто. Часа через два вроде бы промелькнула на склоне берега фигура, и все радостно завопили: — Федя дет! Но это оказалась тетка с санками, собиравшая на льду пустые бутылки. Рыбаки подошли к Фединой лунке. Его ящик оказался посылочным, а удочка — обыкновенная палка с намотанной на гвозди леской. Еще через час начало темнеть, и надежда на возвращение Феди таяла вместе с лучами уходящего солнца. Больше всех расстроился рыбак, оставшийся без рюкзака. Пришлось ему снимать с себя рубаху и делать из нее торбу. С тех пор каждые выходные по льду Можайки несется крик надежды многолетней давности. Выслушав эту историю, я тут же завопил что было мочи: — Федя иде-е-от! И мой вопль немедленно полетел в обе стороны водоема…